По всему миру, даже в странах с самой высокоразвитой цивилизацией есть очень интересное явление. Это так называемые города – призраки. То есть, населенные пункты, где больше никто не живет. Вы можете приехать туда в качестве туриста, и ощутить застывшую эпоху времен Советского Союза, послевоенных лет, или даже Дикого Запада. Но остаться там надолго вы, конечно же, не захотите, несмотря на весь интерес и возможность полностью погрузиться в другое время.

Оказывается, очень редко люди уходят со своего места жительства из-за катастроф, войн или каких-то стихийных бедствий, как это было вокруг Чернобыля или линии разделения на Кипре. В подавляющем большинстве случаев все совсем не так драматично. Просто в городе не остается работы – закрывается шахта, перестает процветать автомобильный (или какой – то еще) завод, перемещается военная часть. И тогда больше не остается смысла жить здесь всем вместе. Как бы ты не любил свой дом, и сколько бы поколений твоей семьи не покупало хлеб в местной булочной, оставаться здесь тебе больше незачем. Занятия для тебя больше нет.

Возможно, с церквями (я имею в виду поместные общины) происходит та же самая картина, что и с превращением живого города в поселение — призрак.

Когда есть «работа», то есть, смысл существования, приносящий и пользу и какое-то удовлетворение, жить вместе в такой общине легко, интересно и радостно. При этом церковь куда-то карабкается, что-то строит, о чем-то мечтает и у нее очень многое получается. Как будто происходит какое-то чудо.

Но бывает и по-другому. Случается так, что у общины пропадет смысл совместного существования. Да, христиане в ней правильно заученными словами ответят на ваш вопрос, что посещать церковь очень важно, но внутри они уже давно не понимают, зачем они это делают. Уже тысячу лет жизнь их общины не входит в их мечты, и фантазировать о ее будущем они давно перестали. Им не сильно нужны окружающие верующие, они запросто обойдутся без них (и, возможно, даже лучше, чем с ними). Радость и удовлетворение человек никак не связывает с церковью, братьями и сестрами, и с христианством вообще. Такая община пропадает с карты, постепенно становясь безлюдной.

Все, что еще сдерживает людей в такой церкви – это то, что они привыкли ходить «в ту же самую булочную», или они не знают о существовании других городов, где есть работа и всё кипит, или же кто-то пытается искусственно поддержать там жизнь. Но это не продлится вечно. И от такой судьбы не застрахован вообще никто.

Дело тут, конечно же, не в том, что «в этом городе кончилась работа». Есть тысячи городов с загнувшимися заводами и закрытыми шахтами, которые нашли себя в другом и при этом процветают. Когда вопрос касается общины, ее «работа» не кончится до Пришествия. Дело тут в другом. В том, что совместное христианство стало бременем, которое легче бросить, чем тащить. Проблема здесь все же в вере.

Пусть Господь благословит нас увидеть, происходит ли это и в нашей жизни, чтобы мы случайно не превратились в общину-призрак, церковь без смысла существования.